Форум » Фантазии на тему » Слэш и прочий неформат » Ответить
Слэш и прочий неформат
Алый Лучник: Решил перенести сюда то, что считаю подходящим для публикации на сайте по литературному уровню, но что не пускает цензура - слэш (Корнелиуса не размещаю, он пойдёт на сайт), своё стихотворение про Корума и т. д. Пожалуйста, не кидайте сюда ничего больше, ни произведений, ни комментариев: я сам буду размещать здесь то, что посчитаю нужным.
Ответов - 4 новых
Алый Лучник: Nina (cerulean_eyes) Полярная Звезда Огонь трещал, но это было единственным, что он мог сделать с холодными ветрами Миттельмарха. Седенко и я сменили слог, поскольку мы перестали располагаться лагерем. Молодой Московит не выглядел слишком счастливым; я снова пожалел о том, что он вообще шёл со мною. Его обычная энергия и неутомимость были забыты, когда он нахмурился перед огнём, пытаясь согреть свои длинные пальцы и замечая, что не преуспел в этом. Я подумал о Сабрине и наших долгих ночах вдвоём и ужасно затосковал по прикосновениям её кожи к моей. Седенко отвернулся от огня и отодвинулся от него подальше, вглядываясь в обманчивое небо. — Даже небо здесь другое. Выглядит так, словно это место проклято, Капитан. — Ладно, Григорий Петрович, я совсем не просил, чтобы Вы шли со мною. Я устроился покомфортнее возле него и взглянул наверх. — Знаешь... ты прав, небо здесь чуждое, иное. Я высматривал знакомые созвездия, но звёзды были странными и враждебными, как и ночь в Миттельмархе. Седенко сел и подался ко мне; может быть, для тепла, может быть, для удобства — я не знал, и это не имело значения. Я неторопливо обнял юношу. Он довольно вздохнул, потом снова посмотрел вверх. — Капитан фон Бек? — Да? — Я обнаружил кое-что знакомое. Он указал в небо, я и проследил общее направление. Я не видел улыбки Седенко, но знал, что он делает. — Полярная Звезда всегда была утешением в дороге, — шепнул я, не отпуская Седенко. — Пусть она будет и нашим тоже. Он повернулся в моих руках и одарил меня озорным блеском своих глаз. — Боюсь, что уже нашёл своё утешение кое в чём другом.
Алый Лучник: Nina (cerulean_eyes) Глупость Хокмун стоял, обняв свою Иссельду, и разглядывал окрестности из окна. Незнакомое солнце поднималось над чужим Камаргом, освещая странными потоками и лаская совершенно неизвестные земли. Фламинго расправляли крылья и резвились в его лучах. — Как здесь красиво, — сотый раз подряд повторила Иссельда, не отводя глаз, и Хокмун мог только кивнуть в ответ. Сегодня он снова собрался отправиться в путь, чтобы отыскать неприятеля — или, по крайней мере, развеять эту напряжённость, эту скуку, эту бесконечную тяжесть чего-то несуществующего. Обеспокоенная, она звала его, и ему приходилось молча соглашаться и ускользать под предлогом того, что нужно объездить лошадей или потренироваться с мечом. Казалось, что какая-то часть его стремилась убежать отсюда — но она не замечала этого, она не пыталась этого избежать. Она мягко поцеловала его в лоб и выскользнула из его объятий. — Я должна покинуть тебя, Дориан. Отец хочет меня видеть. Он пробормотал что-то в ответ, осмотрел своё платье и ушёл. Она была счастлива. Почему бы не он? Он вздохнул. Десять минут он упорно скакал прочь от замка, разыскивая, почти неистово, нечто, чему не мог дать имени. Всё-таки это было приятно. Ветер дул ему в лицо, принося ароматы полей, и небо, казалось, погружалось в реку, которую он пересёк с диким плеском. — Мой дорогой герцог, к чему такая спешка? — раздался голос, и Хокмуну не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кому он принадлежит. Он немного осадил коня и позволил Д’Аверку поравняться с ним. — Ещё одна попытка избегнуть этой скуки, Хьюлам. — Ах, — засмеялся француз, — значит, мы по-прежнему в одной лодке. — Беситесь, не так ли? — Хокмун рванул вперёд. — Мы не можем себе этого позволить, дорогой Герцог, мы не можем себе этого позволить, — загадочно пробормотал Д’Аверк и прежде, чем Хокмун успел потребовать разъяснений, оказался впереди. — Поймайте меня, если сможете! Хокмун усмехнулся и послал лошадь вслед за своим смеющимся другом, быстро сокращая расстояние между ними. Когда их лошади поравнялись, Дориан высвободил ноги из стремян и принялся балансировать в седле, как он часто видел у Мусковитов, а затем, не успев толком сообразить, что делает, прыгнул на Д’Аверка и вместе с ним тяжело повалился на землю. Лошади поскакали прочь, негромко ржа, а Хокмун потряс головой и взглянул на лежащего под ним француза. Глаза Д’Аверка были закрыты, и беспокойство пронзило сердце Дориана. Он торопливо проверил сердцебиение и с облегчением вздохнул, почувствовав пульсацию под своими пальцами. — Это было очень глупо, дорогой герцог, — засмеялся Д’Аверк, открывая глаза. Хокмун ухмыльнулся, всё ещё верхом на безобразно счастливом французе. — Давайте сделаем ещё какую-нибудь глупость? Д’Аверк пристально посмотрел на друга, морщась от боли. — Только на этот раз — то, что захочу я, — объявил он. — Непременно, — согласился Дориан, любопытство распирало его, но прежде, чем он успел подумать о чём-нибудь ещё, он был брошен на землю, и они вернулись в прежнюю позицию. Хокмун захохотал, глядя мимо лица своего друга в белеющие над головой небеса. — И всего-то, Хьюлам? Это и вся Ваша глупость? — Нет, — шепнул Д’Аверк, вдруг став как-то серьёзнее. — Вот это. Следующим, что почувствовал герцог, были губы Д’Аверка на его собственных, тёплые, безрассудные, сладкие, как вино, которое француз, должно быть, пил незадолго до того, и так это было странно, что Хокмун окунулся в этот поцелуй, отвечая тем же образом и с тем же пылом. — Ну как? — ухмыльнулся Д’Аверк, отстранившись и придерживая голову Хокмуна руками. Миллион мыслей пронёсся в сознании Дориана. Вина, омерзение, отвращение... но все они просто не могли удержаться в его голове. Вместо этого всё, на что он оказался способен, это положить ладони на заднюю сторону шеи Д’Аверка и снова притянуть его вниз. — Думаю, — пробормотал он под жаркими поцелуями, — нам стоит повторить нашу глупость ещё раз. — Ещё много, много раз, — жизнерадостно повторил француз.
Алый Лучник: defiler of souls! (gypsyboots) Путешественник Во Времени Корум обнаружил себя распростёртым на полу, его алый плащ сливался с досками, на которые огонь отбрасывал свои красноватые блики. — Элрик, — произнёс он, удивлённый, разглядывая измождённого альбиноса, готового тоже рухнуть на постель в нескольких шагах от него. Элрик приоткрыл бескровные губы в попытке заговорить, но обнаружил, что не может, и потому с некоторым усилием покачал головой, скользя вниз до тех пор, пока не оказался почти лежащим на земле. Усилием воли он заставил свои глаза оставаться открытыми. — Как и зачем ты меня призвал? Ты ранен? — поинтересовался Корум, подойдя ближе к Элрику, дабы проверить его тело на наличие видимых повреждений. — Нет, — раздался слабый стон альбиноса. — Устал... напряжение от призывания... — Но зачем? — спросил вадаг, затем покачал головой и помог Элрику лечь в постель. Он не ждал ответа на свой вопрос и не надеялся получить его прямо сейчас, ему было ясно, что его прежний компаньон слишком слаб, чтобы говорить, но Корум не мог сдержать любопытства. Тот факт, что Элрик призвал его, свидетельствовал о том, что что-то ужасно неправильное случилось в его мире; что-то настолько неправильное, что требовался Воитель для помощи ему. — Тебе грозит опасность? — Хватит трепаться, — слабо улыбнулся ему мелнибониец. — Принеси мои лекарства — в углу. Комната была маленькой и слабо меблированной. Гостиница, подумал Корум. Огонь умирал, и вадаг с трудом нашёл дорожную сумку Элрика, лежавший в дальнем углу. Он обшарил его, пока не обнаружил в нём мешочек, в котором находились какие-то травы, и передал его Элрику. Несколько минут он молча наблюдал за тем, как альбинос — Принц Руин, как называли его некоторые — жевал травы, после чего начал снова дышать спокойно, постепенно восстанавливая силы. Теперь глаза Элрика открылись шире, и он смог приподняться на подушке и рассмотреть обезображенное, но по-прежнему прекрасное лицо Корума, Принца в Алом Плаще. Корум почувствовал некоторое смущение от этого пристального взора, и, занервничав, по привычке коснулся пальцами повязки на глазу. — Как дела, принц Корум? — промолвил Элрик. — Вижу, у тебя появилась новая повязка и новая рука. — О да, — ответил Корум. — Не такие полезные, как Рука Кулла и Глаз Ринна, зато куда менее непредсказуемые. А как мои дела? Ты действительно хочешь это знать? Как дела у тебя, Элрик? Альбинос рассмеялся. — Полагаю, такие же, как у тебя. Нет мира. Нет отдыха. — Он вздохнул. — Прошло так много времени, Корум. — Времени? Я думал, когда мы виделись в прошлый раз, мы установили, что такой вещи не существует, — заметил вадаг. — Пока что это слово существует, — Элрик жутко улыбнулся и присел, его лицо находилось всего в дюйме от Корумского. — Думаю, в масштабах макромира то, что ты сказал, истинно. Однако жизнь отдельного человека настолько полна волнениями, что этого сказать нельзя. Прошло так много времени. Много месяцев прошло с тех пор, как я последний раз видел тебя. Много, много ночей назад я последний раз чувствовал себя целым. Корум сглотнул. Запахло сладким, незнакомым ароматом трав, которые до сих пор были во рту Элрика. — И когда же в прошлый раз ты чувствовал себя целым? — Ты ещё спрашиваешь, Воитель. Подозреваю, твой ответ будет таким же, как и мой, не так ли? Правая рука Корума, та, что была из плоти, дёрнулась и переместилась на бедро Элрика — видимо, не без согласия последнего. — Тогда, — произнёс вадаг. — Но, боюсь, ты совершил ошибку, призвав меня. Двое таких, как мы, не могут существовать в одном изменении. Ты знаешь это. Вся ткань Мультивселенной может порваться из-за моего присутствия здесь. Тихий, мрачный смех исторгся из горла мелнибонийца. — Она порвалась ещё недостаточно сильно? Посмотри на состояние моего мира. Взгляни на состояние твоего. Что изменит ещё одно нарушение? — Он провёл по скуле Корума своим блинным, бледным пальцем. — Думаю, я понял, почему Судьба держит нас раздельно, Корум. Вадаг склонился в ответ на прикосновение Элрика. Их сердца забились в мелодии, и звук их почти оглушал. — Потому что друг без друга мы неполные, — сказал Корум. — И потому мы сражаемся с Богами, надеясь чем-нибудь заполнить эту пустоту. Когда мы вместе, Элрик, когда мы целые, разве нужно нам будет по-прежнему бороться с судьбой? Думаю, нет. — Я тоже, — улыбнулся Элрик. — И Судьба нуждается во мне более, чем Она нужна мне. Пусть Она сделает Себе хуже. И два Воителя склонились в поцелуе, и пока Боги сражались друг с другом, и пока их мир уничтожал сам себя, они лежали один в руках другого и забыли о своём жалком жребии, и, быть может, на одну эту ночь не стало более такой вещи, как Время.
Алый Лучник: Алый Лучник Вадагский панк-рок Подражание А. Лаэртскому Эпиграф: Не ковыряй в носу, мой юный Корум! Не то потом родишься фой-миором! Я ковырял в носу проворным пальцем. В ноздре, застряв, ладонь свою оставил. Отныне суждено мне быть скитальцем. Отныне жизнь моя — игра без правил. С оторванной культи сочилась ало Дымящей жижи сладкая отрава, И белый плащ мой красным пропитала, И скользкой лужей пролилась на травы. Не в силах созерцать кровавой слизи, Я глаз бесстрашно выдрал из глазницы. Хотел второй. Но боги, словно дизель, Свалили с ног и начали дразниться. Я им припомнил. Сотворив протезы, Во всей красе — божественный антоним, Я стал им геморроем, антитезой, Иглой в заду, песчинкою в гондоне. Когда в зловонной, сумрачной пещере Я их нагнал, — они молились. Поздно! Я главному пробил в экстазе череп, И выгрыз сердце, и порвал на звёзды. Потом — не помню. Было ощущенье, Что уж тошнило от разверстых чресел. И кто-то даже попросил прощенья. И я простил. Но всё равно повесил. И было пусто. И давили стены. И стала тесной собственная шкура. И пелена. И вкус кровавой пены. И то, о чём безмолвствует цензура. Лишённого величия и шарма, Заляпанного кровью и блевотой, Меня опять перемолола Карма И воплотила, кажется, в кого-то. Крепки оковы. Силы побороть их Мне не дано. Я стал, себе на горе, Вонючей, разлагающейся плотью, Что смертные прозвали — фой-миоре. И мой двойник, исполнен чувства долга, В меня нацелил дуло автомата... ...Я умирал так бесконечно долго За то, что ковырял в носу когда-то.
полная версия страницы